Андрей Пахомов изображает торсы, представляя череду анонимных обнаженных людей в ошеломительном борении с неодолимыми силами гравитации, инерции, сосредоточения, опустошения, сна, молчания, истории и, наконец, самой смерти. Он, в сущности, как живописец, занятый вековечной трактовкой телесного, ничего нового не привносит в бесконечный анализ обнаженной человеческой натуры. Наоборот, он монтирует свое сегодняшнее созерцание в выразительный ряд, простирающийся в нашей культурной памяти, не имеющей края.
В истории искусства всегда поражает то, как чутки художники к поступательному движению науки, будто имеют с ней медиумические связи. Открытие бессознательного, как и теории относительности, совпадает по времени с утверждением абсурдизма и супрематизма как новых способов познания в искусстве. Если рассматривать с этой точки зрения «сериал торсов» Андрея Пахомова, то следует тоже указать на одну фундаментальную параллель, и тогда покажется неудивительным, что зрелищу сумрачных человеческих тел кисти Андрея Пахомова соответствует открытие в новейшей астрономии и космогонии «темной материи».
Это форма материи, не испускающей электромагнитного излучения и не взаимодействующей с ним, потому прямое наблюдение ее невозможно, но мы теперь знаем о ее присутствии по гравитационным эффектам, создаваемым ею. И поэтому становится понятно, что телесное, боримое гравитацией и смертью, изображаемое художником, является лишь поводом для внелексического познания напряжения пластических границ и цветовых флуктуаций, не только взаимодействующих с нашим зрением, но и порождаемых им. Это новое уравнение без начальных и граничных условий, постоянно доказываемое художником, возвышает наше знание о нас самих и делает его, нерешаемое, неоспоримым.